Кто бы мог подумать, что рано или поздно произойдет столь ужасное
событие, способное повергнуть в трепет даже самое черствое и злое
сердце, событие, чей приход разрушит былое благополучие и радость
жизни, оставив после себя только горечь потери и нестерпимое
одиночество в самой огромной толпе, ненасытной и жадной до развлечений
и шоу. Их не волнуют твои чувства, мысли, их не трогает твоя мольба о
жалости и снисхождении, ты больше не можешь остаться один, когда на
тебя смотрят телекамеры, когда перья газетчиков усердно строчат статьи,
пытаясь разыскать что-то новое о тебе, личной жизни, которую мечтаешь
скрыть, но не можешь.
Алена сходила с ума, когда замечала на пороге
газету или почтовые открытки, присланные кем-то из далеких городков с
немудреными неизвестными названиями типа Лосиный или Зареченск. Как
правило, там было либо признание в любви, либо уверения о том, что
кому-то удалось собрать ВСЕ газетные вырезки, фотографии и статьи, но
помимо всего этого оказывалось, что неизвестный адресант с самого
рождения был уверен, что влюбится именно в нее (это писали молодые
люди), и его жизнь не будет иметь смысла, если великая и несравненная
Алена не удостоит его хотя бы поцелуя, одного единственного, но самого
главного в его жизни.
Сперва это забавляло, потом начало надоедать,
а потом и вовсе злило и раздражало. Ведь все эти идиоты влюблялись не в
ту Алену, какой была девушка на самом деле, а в Алену из газет, гадалку
и прорицательницу, читающую судьбу «в глубине твоих глаз», как
выразился какой-то телеведущий, когда брал у нее интервью. Хотя на
самом деле, ни о каких глазах речи не было, да и не читала она ничего
уже довольно давно. Знали ли они, что на самом деле не Алена
предсказывала судьбу, а кто-то другой, кто поселился в ней в тот
трагический вторник восемнадцатого июля.
Алена с мамой и отцом ехали
в деревню на летние каникулы. На самом деле она не любила бывать там,
поскольку куда интереснее после десятого класса провести каникулы в
городе, путешествуя с друзьями по улицам в поисках лучшего ночного
клуба с современной забойной музыкой, обалденным освещением и неплохим
пивом. Вообще она не была так уж гуляющей, но когда Толик, ее лучший
друг и двоюродный брат двадцати лет приглашал ее с собой, она никогда
не отказывала ему в своем обществе. Хотя Толик и был относительно
взрослым, он до сих пор не мог найти себе достойную спутницу жизни, а
красивая блондинка с большими голубыми глазами, высокая и стройная,
какой и была Алена, составила бы отличную пару любому мужчине. Тем
более, что девушка не была самой глупой представительницей этого
«цветового» класса, как это принято думать, но блондинка она была
ненастоящая, а ее родной светло-русый волос, короткий и взъерошенный,
скрывался под отлично сработанным париком. Этот предмет гардероба
когда-то подарил ей сам двоюродный брат, чтобы однажды вывести сестру в
свет, где показываться на глаза своим товарищам с прекрасной, но
по-мальчишески стриженой девочкой ему никак не светило.
Вот и на
лето были такие же планы, однако в родителях проснулось непреодолимое
стремление к натуральным продуктам, свежему воздуху и дикой природе.
Предки взяли ноги в руки, собрали быстренько вещи, утолкли Алену в
машину и поехали к какой-то из многочисленных папиных теток.
—Аленушка,
— уговаривал ее по дороге папа. — Сейчас очень модно отдыхать в
деревне, тем более что танцы бывают и в таком глухом месте, раз ты без
них жить не можешь.
—Да ей не танцы нужны, — довольно резко оборвала
его мама, которая никогда не одобряла наплевательского отношения к
дочери. — Этот Толик совсем тебе голову заморочил, ничего у него не
выйдет, потому что вы больше не увидитесь, хватит. Он просто кинет тебя
в один прекрасный момент, бросит где-нибудь в клубе на растерзание
своим дружкам, и будешь знать.
Девушка надулась и не стала ничего отвечать, потому что этот спор мог затянуться слишком надолго.
Анатолий
Рожков был свободным художником, иногда выставлялся в альтернативных
галереях, представляя на суд самой разнообразной публики свои картины,
выполненные маслом и кусочками тканей. Алену он часто просил себе
позировать, несколько раз даже обнаженной, но мама никогда не знала об
этом, ни разу не посетила выставку Толика. Даже когда богатый
иностранец купил одну из картин племянника, где как раз и была
изображена кузина, желчная тетка не удостоила его поздравлением. А
деньги были довольно большие. С тех пор дела свободного художника
просто пошли в гору, почти каждый месяц его работы покупались для той
или иной галереи или частной коллекции. Одну из своих работ удачливый
творец подарил любимой музе, но когда мамаша увидела в своем доме
«какую-то мазню», она выкинула картину с балкона десятого этажа и
запретила ее подбирать. Толик все же взял ее и увез к себе, чтобы Алена
могла приходить к нему и любоваться на подарок, хотя он полностью и не
принадлежал ей.
Что-то с тех пор неумолимо переменилось, неведомая
сила стала тянуть девушку к Толику еще больше, как будто она оставила
там частичку себя, которой была та самая злосчастная картина. Мама
заметила это и с силой злого гения стала чинить еще больше препятствий,
запрещая вообще посещать даже кино и театр, которые Алена очень любила.
Каждый раз она сама подходила к телефону, и если слышала на той стороне
бодрый голос Толика, бросала трубку, грубо обругав молодого человека.
Алена стала звонить ему сама тогда, когда мамы не было дома. Художник
сфотографировал картину, у товарища сосканировал снимок и послал его на
Аленкин компьютер, где маленький файлик спрятался под кучей паролей и
нагромождением папок. Очень часто ночные бдения за очередной игрой
прерывались коротким взглядом на великолепный шедевр, хотя и утративший
всю свою живую прелесть в перемещении по мертвым машинам.
Алена
погружалась взглядом в неизведанную даль дороги, уходившей в самое
небо, скрывавшейся за горами. Одинокий путник на лошади, запаянный в
доспехи и ощерившийся копьем, вызывал настоящую жалость своим
безграничным несчастьем. Кругом были голые камни, перемежавшиеся с
трещинами в сухой глинистой земле. Но там, на самом горизонте, где
заканчивались отроги гор, и где тропа упиралась в другую краску,
виднелись райские леса и яркое рассветное солнце, обещавшее
отдохновение от долгого пути, веселье и новую жизнь. Девушка,
скрывавшаяся в роще (ее замечал только наметанный глаз, потому что она
была такой же зеленой, как кусты) зазывно махала ему рукой, а в другой
сжимала кувшин с прохладной ключевой водой. Только теперь девушка могла
по достоинству оценить всю глубину полотна, потому что оказалась в
положении того самого всадника, вот только рощи и новой жизни за
горизонтом она пока не видела.
Алена вспомнила эти перипетии, когда
машина несла ее в ненавистную деревню. Она не утверждала, что не любит
деревенскую кухню и чистый воздух, но наличие матери теперь отравляло
ей пребывание в любом месте. Да и не мама она была вовсе, а мачеха,
хотя воспитала ее с самых пеленок. Мама умерла при родах, а уже тогда
папа нашел себе новую подругу жизни, на которой и женился по прошествии
года. Эта дама прекрасно вела домашнее хозяйство, строго следила за
отцом и никуда его не отпускала, такую же политику она вела и по
отношению к Алене, но сперва дала ей достаточно свободы, вот только
теперь ей показалось, что она слишком ошиблась. Какое-то время она явно
ждала от отца благодарности за свой поступок, но горемычный родитель
все же любил племянника и видел, как зачахла его дочь без общения со
свободным художником, который пошлее в гору.
Машину тряхнуло на
переезде, сзади раздалось завывание семафора, и неожиданно шлагбаум
преградил дорогу. Папа замахал в окно работнику в будке, тот принялся
беспомощно метаться, нажимать на рычаги, но не смог запустить
предательский механизм. Он выбежал, замахал руками, что-то кричал.
Алена совсем не помнила, что потянуло ее из автомобиля, но она вопреки
всем уговорам мачехи схватила с сидения рюкзак с вещами, открыла дверь
и вышла. Прямо на нее ехал товарный поезд. Девушка постояла с минуту,
потом кинулась вправо и прокатилась под опустившимся шлагбаумом. Бежать
дальше у нее не было сил, поэтому последовавший скрежет ударил ей прямо
в барабанные перепонки. Товарняк протащил старенький «ВАЗ» куда-то
довольно далеко от переезда, потому что когда машина взорвалась, до
Алены не долетел ни один обломок ее бывшего достояния, наследства (папа
мечтал передать это «движимое» недвижимое имущество любимой дочери).
Ошарашенные
водители других транспортных средств стали высовываться из окон, тихо
переговариваться и с любопытством смотреть на одинокую девушку,
стоявшую на дороге. Алена не плакала, хотя понимала всю суть
происшествия до его последней детали. Ждать результатов осмотра места
происшествия бывшая пассажирка не стала, она выбрала направление
деревни и зашагала туда, потому что до города было слишком далеко, а
там остались единственные любимые родственники, которые могли бы
прокормить ее остаток лета. Осознание свободы еще не пришло к ней,
только тягостное ощущение того, что если бы мама задержала ее подольше,
девушку тоже разорвал бы этот громкий взрыв. Алена все еще ничего не
слышала, поэтому ее шаги были довольно неровными.
Прошло более
половины остатка этого дня, когда ее похлопала по плечу большая сильная
рука. Девушка обернулась. Стояла телега со свежим сеном, правил ей
крепкий мужичок в драной рубашке, но добротных штанах и сапогах. Его
широкое землистое лицо смотрело маленькими блестящими глазами,
сверкавшими из-под густых бровей. Особенно необыкновенны были руки:
широкие с короткими пальцами и мозолистые.
—Слышь, дочка, тебя может подвезти куда? — спросил мужичок.
—А знаете, где Людмила Борисовна живет?
—Это Тимофеева-то? — подмигнул он. — Знаю, а как же не знать, уважаемая женщина. Запрыгивай.
Под
мерное покачивание телеги, на мягком сене Алена скоро задремала. Аромат
свежее травы навевал ей воспоминания о любимой картине, том самом
таинственном лесе и зазывающей девушкой с кувшином. Девушка
чувствовала, что наконец приближается к заветной цели, к тому
горизонту, где начинается сладостная жизнь, полная любви и заботы.
—Ты
дождалась, теперь ты увидишь, что было там за горизонтом, там за
границами сада, где плещутся воды фонтана, прозрачные, как тончайший
хрусталь, — заговорил таинственный голос, так ярко напомнивший голос
кузена. — Но многие не поймут, что ты познала счастье, они не узнают о
твоей радости, потому что она напугает других людей.
—Тогда к чему
такая радость, к чему все это, когда внешне я буду несчастлива, ведь
это всегда так важно для человека? — спросила Алена, когда прошел
первый испуг.
—Не бойся, ты выдержишь, ты сильная. Подожди немного в деревне, а потом возвращайся, я стану опекать тебя, заботиться.
—Толя,
прошу тебя, забери меня к себе, я так хочу быть рядом, потому что ты
единственный человек теперь, кто понимает меня, единственный, кто
поймет, что я счастлива внутри. Хотя я не понимаю, почему мое счастье
принесет мне несчастье? — Алена усмехнулась этой парадоксальной мысли.
—Теперь ты видишь будущее…
Только и ответил дух, потому что чьи-то руки принялись тормошить девушку, и она не смогла дослушать ответа.
-Красавица,
приехали, — мужичок остановил свою телегу у самой калитки в дом тети
Люды. — Борисовна, принимай гостей, — закричал он.
Заботливая
сорокасемилетняя женщина выбежала на улицу, вытирая подолом фартука
мокрые руки. Они с интересом и восторгом взирала на неожиданную гостью.
Через
несколько минут после прибытия Алена в полной мере ощутила теплоту
домашнего уюта, но стоило только доброй тете спросить: почему
племянница приехала одна, — спокойствие закончилось. Стали слышны
причитания, слова жалости к бедному ребенку, который остался сиротой.
Девушка стеснялась сказать, что стала сиротой задолго до своей
сознательной жизни, но она не решалась лишить родственников их
непостижимо-чудовищного развлечения. Алена слушала причитания тети
Люды, и ей на ум приходила мысль, что надо будет многие горы свернуть,
прежде чем все устроится, прежде чем можно будет вернуться в нормальное
русло, без порогов и крутых поворотов. А теперь они не понимают этого,
заняты только своей всеобъемлющей жалостью.
—А как же ты теперь
будешь? — Сережа, одиннадцатилетний мальчишка, босоногий и чумазый
подергал Алену за локоть. — Ведь трудно одной, наверное. Я вот всегда
думал, что было бы здорово сбежать из дома, но всегда останавливала
мысль: кто меня кормить будет, я ведь даже готовить не умею.
—Ничего
не бойся, я справлюсь, — ответила ему девушка, присаживая его к себе на
колено. — Тем более, что я остаюсь не совсем одна, у меня ведь есть
старший двоюродный брат толик, ты же его знаешь. Он позаботится обо
мне, он сейчас на волне. Мне остался всего год в школе, а потом я
скорее всего пойду поработаю, за это время смогу потренироваться в
живописи и поступить в школу.
—Здорово, тоже станешь художницей, —
Сережа прижался к ней всем своим щуплым телом. Он всю свою жизнь, с
самого первого вздоха считался самым слабым ребенком в семье. В школе
его вечно затирали в общих потасовках и навешивали тумаков больше, чем
остальным. — А ты с собой меня тогда заберешь? Не хочу я ту, боюсь
очень.
—Твоя мама не разрешит мне. Тетя Люда очень за вами всеми следит. Кстати, вот она сама к нам идет.
—Деточка,
мы вот тут подумали, может, ты вообще здесь останешься? — Заботливая
женщина присела рядом, сложила руки на столе и заглянула в глаза
девушке. — Мы хоть и не богатые, да и деревня, но все же ты хоть на
глазах будешь.
—Нет, но я пробуду здесь до конца лета, это я вам
могу обещать, а потом переберусь к Толику, он от меня не откажется,
всегда же были большими друзьями, — отчеканила Алена уже давно
запланированную фразу.
—Да, неплохо, — закивала тетя.
Лето
пролетело беззаботно. Свежие продукты, обширные поля для прогулок,
прозрачное прохладное озеро, кучи деревенских ухажеров, отшитых за
неимением интереса к их пошлости и непосредственности. Сережка таскался
за ней попятам, в этот месяц он довольно поправился, прекрасно ел,
хотя, скорее всего на нем сказалось присутствие Алены, вдохнувшее в
мальчика новую жизнь и стремление стать сильным, самым сильным в округе.
Учебный
год подкрался незаметно и угрожающе. Тогда Алена не заметила, что
изменилось в ее жизни, но первая четверть в скором времени показала,
что не все так однозначно в ее жизни, где-то за углом притаился
странный сюрприз. Каждый раз, когда ее вызывали к доске, каждый раз,
когда класс писал контрольную работу, Алена получала только «пять»,
реже «четыре» балла, хотя раньше четверка была пределом ее мечтаний.
Она с удвоенной энергией садилась за домашнюю работу, одновременно
позируя перед Толиком, у которого и жила теперь по своему плану.
Вольный художник тоже в начале расстроился из-за неожиданной смерти
родственников, но потом увидел, как поднялось настроение у Алены, и
понял — это должно было случиться. Анатолий Рожков немного поменял свою
технику и продолжал пользоваться бешеным успехом у коллекционеров,
выставочные залы в очередь выстраивались за его новыми картинами,
требуя все больше и больше. Деньги не переводились в кошельке, еще и
хватало на небольшую копилку, где уже сейчас лежало почти сто тысяч
рублей.
Прошло почти две четверти, когда в самом конце декабря перед
самой ответственной контрольной по алгебре Алена впервые увидела того,
кто помогал ей все это время. Она увидела задание на доске, начала
оформлять работу, но совершенно неожиданно вместо клеточек в тетради
увидела забавное остроухое лицо, которое подмигивало ей и показало
язык. Девушка тряхнула головой в надежде, что видение исчезнет, но
рожица так и таращилась на нее.
—Привет, — снова она услышала в
своей голове тот самый голос, что обещал ей радость, только теперь он
стал более веселым и жизнерадостным. — Как тебе новые ощущения, ты ведь
теперь у нас отличница, и сама понимаешь, что знаешь все это, а не
просто действуешь по подсказке. Тебе ведь нравится, это же настоящая
радость, счастье, дарованное нам просвещением.
—Если это тебе
кажется счастьем, — зашипела на него Алена, — то по мне это больше
похоже на сумасшествие. Я же тут сижу как дура и разговариваю с
тетрадкой, а ты там себе спокойно отдыхаешь. Не болтай, хватит
отвлекать меня от контрольной.
—Ты даже не заметила, что уже написала половину заданий, — усмехнулся чудак.
—А ты собственно кто? — впервые за долгое время спросила Алена.
—Я
Дух Следующего Дня, вернее один из духов, предвидящий будущее, —
ответил невидимый собеседник. — Ты на самом деле не просто говоришь с
тетрадкой, наш диалог происходит в твоем сознании, и я хочу открыть
тебе один секрет: как только часы пробьют двенадцать в этот Новый Год,
для тебя начнется новая жизнь, полная чудес.
Больше он ничего не сказал, как девушка не пыталась его вызвать. Теперь оставалось только ждать праздника.
Как
всегда с Толиком это был самый веселый Новый Год, который Аленке
доводилось встречать. У них была куча друзей по творческому цеху
Рожкова, которые довольно много выпивали, но не пьянели. От еды
ломились столы, телевизор только еще не накалился оттого, что каждый
стремился его переключить на другой канал, в мастерской толпились
истинные ценители искусства, оценивавшие предновогоднюю коллекцию
автора. Алена сидела на диване в гостиной, поедала салаты и торты,
смотрела «Голубой огонек». К ней подсел дядька в полосатом свитере
(кто-нибудь из Митьков частенько гостил у Толика дома), он посмотрел на
девушку осоловелыми глазами и заговорил:
—Ик, а чего это у нас дама ничего не пьет? Соками все балуетесь да чаем?
—Мне нельзя, рано еще.
—Ага,
рано, а может, все-таки выпьешь со мной за компанию, — откуда-то
появилась бутылка водки и два стакана. Он поставил их на столик и
разлил «огненной воды», а потом протянул стакан Алене.
В этот самый
момент их глаза встретились. Девушка увидела вместо его обычного лица
синюшную морду с выпученными глазами, которая задыхалась от чрезмерного
пьянства. Митек лежал где-то в подъезде, обнимая дрожащей рукой
бутылку, час на его руке показывали второе января.
—А может все же
не стоит, — предприняла еще одну попытку любительница сока. Мужик не
отозвался, а продолжал совать ей стакан. — Вы умрете второго января на
лестничной площадке третьего этажа с бутылкой водки в руке, —
неожиданно произнесла она сурово. — Если прекратите сейчас пить, то у
вас есть шанс выжить.
—Деточка, ты чего, — он смотрел на нее более
осмысленно и перестал протягивать водку. Да и сам он, когда Алена
направила его в мастерскую, выпустил, наконец, адское зелье из своих
рук и принялся усиленно налегать на закуски.
В тот день кроме этого
бородатого чудака никто не узнал о проявивших себя способностях, но
день ото дня все чаще стали случаться такие вот происшествия. Смерть в
самых различных своих видах, разнообразные катастрофы или хохмы
являлись Алене в тот момент, когда она смотрела в глаза другим людям.
Она пробовала посмотреть на себя через зеркало, но ничего не выходило.
Да и противный Дух молчал. Алена не могла также догадаться, что ее
феноменальные успехи в школе тоже обусловлены этим странным явлением.
Девушка стала нервничать, часто роняла посуду. На занятия ходила она
исправно и все также получала прекрасные отметки, ее даже выдвинули на
золотую медаль, но из всего, что она там отвечала или изучала, она сама
не помнила ровным счетом ничего, забывала все, потому что эти
постоянные видения донимали ее. Единственным спасением было почаще
закрывать глаза, поэтому Алена особенно полюбила ночь, когда мало что
было видно, да и нужно было спать, хотя случались и дневные сны, когда
ее особенно доставали пророчества. Самыми противными были даже не
смертельные видения, а постельные сцены, которые часто представляли
себе либо молодые девушки, либо дамы преклонного возраста, недолюбившие
в свое время.
Когда девушка окончила школу, она была вне себя от
радости, потому что почти целый месяц не выходила из дома, а только
читала различные книги по магии, которые ей одалживал брат у кого-то из
знакомых, да изредка притаскивал из библиотеки. Изгнать Дух было самым
заветным желанием Алены, потому и появилось это странное пристрастие к
книгам. Видимо заметив это стремление, примерно через месяц Дух дал о
себе знать:
—Я-то думал, что ты достояна счастья, а ты просто
эгоистичная зануда, — вспылил он. — Я делал все, чтобы ты была
счастлива, мечтал о том, что мы с тобой горы свернем, а у тебя на уме
только одно…
—Уходи, — прошипела Алена, закрывая глаза. — Мне
слишком больно, я не смогу больше переносить этого. Я всего-навсего
человек, и перенести столько смертей не в моих силах. Ты должен знать,
что той единственной мне вполне хватило.
—Да, да. Но ты же не любила их.
—Я не любила мачеху, а отец…
—Он
всего лишь жертва своей ошибки, — ехидно завершил Дух. — А может быть,
он не ошибся, может быть, он хотел, чтобы с ним так обходились.
—Замолчи, не смей так говорить о нем. Я отдала бы свой дурацкий дар лишь бы вернуть его.
—Зря ты так, — Дух ярился все больше. — Теперь ты действительно возненавидишь свой дар.
—Эй,
в чем дело? — беспомощно спросила Алена, но кинула этот вопрос в
воздух, потому что Дух уже исчез. — Что все это значит? Что ты
собираешься сделать?
В этот самый момент в дверь постучали.
Алена
недовольно отложила книгу, потому что для Толика было слишком рано, а
больше ей некого было ждать. Девушка вдела ноги в тапочки и поплелась к
двери, теряясь в догадках по поводу последней фразы ее остервеневшего
приятеля. Она посмотрела в глазок и чуть не осела рядом с дверью,
потому что на площадке толпилась куча разномастного народу с явными
признаками средств массовой информации: микрофонами, камерами,
диктофонами и бэджиками.
—Вы к кому? — слабым голосом спросила Алена, начиная подозревать, что означало проклятие.
—Нам бы Алену Трофимову, — сказала одна дама в голубом костюме и белой майке, выглядывавшей из-под пиджака. — Она здесь живет?
—А зачем? — осторожно, и стараясь не выдать волнения, продолжала она допрос. — Ее сейчас нет дома, что ей передать?
—Мы
бы хотели побеседовать с ней, у этой девушки просто поразительные
способности, о ней должны узнать все, это будет интересно людям, ведь
сейчас просто мода на экстрасенсов и предсказателей, — продолжила та же
женщина, видимо ее отрядили парламентером.
—А кто вам такое сказал?
Я ничего за ней не замечала, — Алена перестала смотреть в глазок,
потому что поняла: так можно столкнуться с кем-нибудь взглядом и вновь
пережить этот ужас.
—Просто кто-то недавно делал материал о Митьках,
и один из художников Аркадий Лосев, может, знаете такого, рассказал о
случае на этот Новый Год. Он поведал историю о том, что эта девочка
спасла его от смерти из-за перепоя.
—Придите попозже, она скоро появится.
—А если мы подождем, ведь зачем нам уезжать, если она скоро появится. — В логике ей нельзя было отказать.
—Тогда прошу вас выйти на улицу, не толпитесь на площадке, а то еще вызовите лишнее подозрение.
Уже
почти ночью пришел Толик и рассказал о толпе журналистов, которые
дежурят у подъезда. Алена объяснила ему все и попросила помочь, спасти
ее от этого ужасного унижения. Молодому человеку долго ничего не
приходило на ум, а девушка чувствовала, как распирается от гордости за
свою выдумку Дух, вовсю ехидничая в голове.
Обида взяла Алену, когда
примерно через неделю журналисты все же прорвали блокаду ее личного
поля, и тут в ее личной жизни начался настоящий ад. Ее таскали на
всевозможные ток-шоу, где просили показать свои способности,
расспрашивали о событиях, которые повлияли на возникновение такого
дара. Только никто не понимал, что ей все это не нравится, что
предсказания причиняют ей несказанную боль, а Дух внутри бесится все
сильнее, раздирая ее душу.
Наконец девушка не выдержала.
В один
из спокойных дней, когда журналисты на время притихли, а также
почему-то был спокоен телефон, Алена заперлась в квартире. Она сидела
на диване, поджав под себя ноги, и мрачно смотрела в одну точку. Толик
был в своей выездной студии, демонстрируя свои очередные произведения
кому-то из ЦДХ. А девушка думала о том, как ей все-таки избавиться от
ненавистного возмутителя ее спокойствия, так замучившего ее в последние
два месяца. Она даже не замечала, как проходило мимо нее время, оно
остановилось для нее, девушка не заметила бы и года, если бы он прошел.
—Что ты надумала? — спросил Дух, впервые заговаривая с ней с того самого злосчастного дня.
—Неужели ты не чувствуешь этого, неужели не знаешь моих мыслей?
—Я поему-то перестал их ощущать, — удивился он. — Мне страшно, Алена. Что ты задумала?
Неподдельный
ужас зазвучал в его словах, и он впервые назвал ее по имени. Дух
метался по разуму как зверь по клетке в поисках выхода, но не знал, что
ему делать. А Алена тем временем достала из комода отличный капроновый
канат, купленный недавно, посмотрела на него и положила обратно. Потом
направилась в ванну, заткнула пробкой дырку и пустила воду.
Успокаивающее шуршание полностью поглотило собой мысли девушки, она
послонялась еще какое-то время по комнате и вернулась, чтобы выключить
воду. Влага колыхалась в чугунной чаше, призывно переливаясь. Рука сама
потянулась к бритве, лежавшей на полке, а нога перешагнула через
бортик. Снимать одежду не хотелось, да и наплевать на нее теперь.
—Постой,
— взмолился Дух. — Я мучил тебя, но я слишком люблю тебя, Алена, чтобы
позволить умереть. Знаю, что ты задумала, но уверяю тебя — это не самый
лучший выход. Послушай в последний раз, прежде чем сделаешь этот шаг. Я
действительно хотел добра, но я ничего больше не умею, поэтому на самом
деле эгоистом был я. Я уйду, ты только не убивай себя. Я на самом деле
уйду, даю тебе честное слово.
—Почему я должна верить? — Алена уже лежала в воде, разворачивая станок, чтобы достать лезвие.
—Можешь не верить, но я на самом деле уже ухожу, живи спокойно.
Желание
резать, накладывать на себя руки пропало само собой, ее даже удивило,
что она одетая лежала в ванной с бритвой в руках. Девушка моментально
выскочила и спустила воду. С нее лилась вода, а она стояла и смотрела,
как воронкой крутится пенная волна.
Когда все ушло, она разделась и
приняла душ. Стало легко и свободно, захотелось выти на улицу и
пробежаться по соседнему парку. Она быстро оделась, схватила ролики и
вылетела.
Толпа молодых людей тоже рассекала там на коньках.
Невысокий паренек с рыжими волосами и курносым носом подошел к ней и
предложил покататься вместе. Никогда еще девушка не чувствовала себя
такой свободной и веселой.
Вот только голос паренька был удивительно знаком, что-то в нем грело душу.
2 февраля — 20 февраля 2004 (Омск)
|