Кир пробирался по землистому туннелю.
Мелкие корешки цепляли его за ноги и руки, земля засыпалась за шиворот,
какая-то белая труха прилипла к лицу и забилась в ноздри.
Он свалился в нору, когда убегал от охотников за рабами, а татуировка на его спине была слишком красноречива.
"Почему я не нашел кусок мешковины, чтобы замаскировать ее, - зло корил
себя беглый раб, отгибая особо толстый корень со своей дороги. - Я
упивался удачным побегом, думал затеряться, но проклятая змея не
отпускает от себя. Еще и колодец попался, хорошо хоть ноги не сломал,
пока падал".
Погоня явно не последовала за ним, поэтому Кир все снижал и снижал
скорость, экономя силы. Примерно через час он упал и совершенно бездумно
заснул посреди тоннеля. Если за это время он не наткнулся на местных
жителей, то место выглядит вполне безопасным для сна, а найти выход на
исходе сил было равносильно самоубийству: где гарантия, что он снова не
наткнется на охотников.
Сон выручал Кира и в то время, пока он был рабом Змеиного Храма, именно
поэтому по его спине сейчас вилась огромная кобра, распахнувшая капюшон
на пояснице, и обмотавшая хвост вокруг шеи. Во сне он мог представить
себя кем угодно, он управлял этой частью своего бытия, компенсируя
подчиненное положение во время бодрствования. Он видел, какими жалкими
были остальные рабы Храма, сон их был беспокоен и слаб, они постоянно
просыпались, самые хилые хныкали, словно маленькие дети. Рабство
подавляло их волю, они теряли инициативу и фантазию, теряли интерес к
продолжению рода.
"Они словно встретили тупик в подобном тоннеле", - встрепенулся Кир, сплетая память о прошлом, свой сон и земляной тоннель.
Юноша быстро встал и энергично размялся, глаза остро всматривались в
тихую темноту, которая все меньше пугала и все больше вызывала
любопытство.
"Все же хочется, чтобы нора поскорее закончился, - заключил Кир,
направляясь в дальнейший путь. - У меня максимум три дня на это
путешествие, но я не знаю, сколько времени прошло с момента спуска.
После очередного привала на сон будет благоразумнее повернуть назад и
молиться, чтобы охотники не устроили засаду".
С этими мыслями беглый раб продолжал путь, делая перерывы тогда, когда
начинало казаться, что он идет целую вечность. Толстые корни попадались
все чаще и затрудняли дорогу, словно он сейчас шел через ту часть,
которая была проложена перед парком или лесом. Но в городе парков не
было - это дорогое удовольствие, значит, он оказался где-то за
пределами и мог надеяться на то, что скоро коридор начнет подниматься.
"Не обошлось без магии пришельцев, - заключил Кир. - По слухам они
обитают где-то за городом, но они не были угодны нашим богам, поэтому
мало ли что там случилось".
Кир сделал более продолжительный привал и достал кусок грудинки, которую
стащил на базаре, убегая от преследователей. Мясо было превосходным, в
Храме его никогда бы так не накормили, и купить его он тоже не мог: раб
потому и был рабом, что не имел права на деньги.
Основательно подкрепившись, юноша вздремнул еще немного. Ощущение
пространства и времени притуплялось все больше, нападала апатия и
злость, хотелось увидеть хоть лучик света, но вокруг были только корни и
белесая пыль. Чувство самосохранения толкало Кира обратно, в знакомом
ему городе он как-то сможет спрятаться, а неизвестность впереди могла
предложить такое, от чего волосы дыбом станут, и не только на голове.
"Это "еще немного" обещает затянуться, я не знаю удержа".
Однако мысль прервалась совершенно резким прорывом луча красного цвета.
Взошедшее солнце ударило в дно колодца, который отвесными каменными
стенами шел в туннель.
Кир закрыл глаза пальцами, которые рассвет окрасил свежей кровью. Юноше
понадобилось десять минут, чтобы он смог спокойно смотреть из колодца в
красно-желтое небо.
Все та же белая труха покрывала стенки колодца, она была сухой, и могла
облегчить подъем для опытного акробата. Кир считал себя ловким парнем,
поэтому не боялся этого испытания. В колодце всегда можно было
растопыриться так, чтобы упереться ногами и спиной в противоположные
стенки. С улицы не поступало ни звука, поэтому Кир бесстрашно кинулся на
штурм: тишина не была зловещей, она просто говорила о том, что снаружи
никого нет.
"Хорошо быть худым и сильным, рабская жизнь закаляет, даже охотники не
выглядели бодрыми, когда догнали его до противоположной норы. Они
отяжелели от сознания собственной важности и незаменимости, тогда как
раб знает, что на смену ему могут прийти десятки обездоленных граждан".
Кир в белой трухе был похож на приведение, когда перевалился через край
колодца. Его удивила высота сооружения, которое теперь представлялось
печной трубой. Что если это действительно труба какого-то завода?
Юноше пришлось спускаться с большой осторожностью, он распластался по
камням и цеплялся за любой выступ. Он где-то ободрал локоть, но упорно
полз вниз значительно дольше, чем делал то же в направлении к жерлу
колодца. Земля, казалось, отдалялась с каждым метром.
"Пришельцы изменяют пространство, наверняка это их завод по производству
белой трухи, иначе почему она повсюду. Может, это их топливо или еда.
Надо ускоряться, иначе я никогда не слезу".
Кир отпустил хват рук и постарался отодвинуться от трубы, чтобы
скользить только руками и ногами - земля надвинулась на него и хлопнула
по спине, когда он оторвался и упал на угольно-черную площадь.
Неизвестный материал оказался не таким жестким, как камень, но ребра
недовольно загудели в такт затылку.
Небо над головой больше не отсвечивало рассветными цветами, оно было
закрыто серыми и сизыми тучами, блокируя любой солнечный лучик. Кир счел
большой удачей, что облака расступились ради его спасения из мрака. Он
полной грудью вдыхал свежий воздух и отфыркивался от всего, что налипло
на лице и руках за время подземного путешествия. Беглый раб даже снял
штаны и крепко тряхнул их, подняв вокруг себя облако бело-красной пыли
вперемешку с комками черной земли. Он выглядел трубочистом с мельницы,
когда начал оглядывать местность.
Кир оказался на площади с незнакомыми полуразрушенными зданиями из
красного материала, чья конструкция была ему не знакома, и поражала его
своей аскетичностью и отсутствием декора. Стекла были выбиты из рам и
поблескивали кое-где щербатыми острыми зубами. На ветру трепыхались
прозрачные шуршащие полотнища, грязные и рваные, комья этого материала
носило по самой площади, он свисал из рваных окон, зацепившись за
осколки.
Воздух прорезал надрывный звук: "Карррррр!", эхо которого прокатилось по площади и отдалось в трубе.
Кир вздрогнул и посмотрел вокруг внимательнее.
Ворон был просто исполинский. Его неестественно раскинутые крылья были
приколоты к стене одного из разрушенных зданий. Вывернутые перья нелепо
торчали в разные стороны, мышцы на груди сводило судорогами, и птица все
еще пыталась вырваться из своей ловушки, ее не пускали кожаные ремни,
продетые в дыры, чтобы растянуть кости крыльев. Огромная голова с
блестящими серебром глазами поворачивалась из стороны в сторону, в этих
глазах кипела жизнь, невозможная жизнь, потому что у птицы не было
нижней части туловища, и кишечник канатами свисал там, где заканчивалась
грудина.
Кир замер, не доходя до диковинного ворона, его мутило, но ничего
другого он делать не мог - просто смотрел. Он не чувствовал враждебности
в замученной твари, но и в себе не нашел сострадания, чтобы прекратить
муки живого существа.
-Оставь жалость к себе, но не смей употреблять ее на меня, - изрек
холодный голос, и голова повернулась боком, чтобы в упор посмотреть на
юношу. - Здесь нет места живым. Все ушли отсюда и больше не вернутся.
-Кто эти все? - крикнул Кир.
-Боги, люди, животные. Этот мир умер, чтобы родиться вновь и исправит свои ошибки.
-Тогда почему не умер я?
-Ты не из этого мира, ты родился там, где правят другие законы, и этого "там" не существует здесь.
-Ты бог? - Кира не привели в замешательство странные слова существа,
которое должно было давно умереть. Он чувствовал некоторую иллюзорность
своего нового окружения. Скорее не существует "здесь", чем "там".
-Я идея, идея мудрости и вечности, которые бессменны в любом мире.
-Кто привязал тебя так и вспорол брюхо?
-Это не наказание - это суть моего бытия: я умер - значит я вечен, я ворон - значит я мудр.
Голос ворона все так же эхом раскатывался по площади и произносил каждую
фразу с бессменной ровной интонацией. О паузах нужно было
догадываться, об эмоциях речи быть не могло.
-Отсюда можно уйти? - наконец спросил Кир, когда утолил свое минимальное любопытство насчет удивительного собеседника.
-Сюда никто не приходит, так как отсюда можно уйти?
-Я же пришел! - возмутился Кир. - Но мне нужен другой путь, потому что обратно мне нельзя, да и не смогу я взобраться по трубе.
-Обратный путь никогда не бывает тем же самым, по которому ты шел
вначале, - изрек ворон, сверкнув серебряным глазом. - Ты символ
пророчества о конце этого места, я вспомнил тебя...
Ворон, казалось, задумался, серебряные глаза закрылись, а вместе с ними
погас свет, задул ветер, зашуршали прозрачные тряпицы. Кир впервые
почувствовал серьезное беспокойство за свою жизнь.
-Эй, - крикнул он в темноту, отмахнувшись от налетевшего мусора. - Ты
наврал, что вспомнил меня. Это не могу быть я. Я никто! Я ничего не
значу!
-Ты должен был признать это, - голос не принадлежал ворону, он обжигал и
першил в горле. На месте ворона вспыхнул пожар, облизавший здание,
захвативший полотнища, скорчивший их в угольки. Нечто осыпалось к
подножию дома, чтобы снова разгореться.
Другая огромная птица сидела перед Киром и чистила перья. Сияющие, они
разогнали тьму настолько, насколько хватало глаз, даже тени не нашли
себе укрытия, от жара юношу свалило на землю, легкие плавились изнутри,
кожа начинала пузыриться.
Последнее, что помнил беглый раб из Храма змеиного божества, это
расправленные крылья огненной птицы, спалившие все, что осталось от
домов, трубы и тщедушного татуированного тела.